![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
ethicsrussiaНаталия Самойловна Мавлевич — российский переводчик французской литературы, лауреат премии «Мастер» в номинации «Проза» (2013). Член Ассоциации "Свободное слово". Училась мастерству перевода в семинаре Л.З. Лунгиной. C 2009 года работает в Литературном институте имени А.М. Горького. Среди основных работ Мавлевич — русские переводы романа Эмиля Ажара (Ромена Гари) «Голубчик», рассказов Бориса Виана, «Песен Мальдорора» Лотреамона, воспоминаний Марка Шагала (а также его родных), произведений Эжена Ионеско, Марселя Эме, Луи Арагона, Жана Кокто, Симоны де Бовуар, Маргерит Юрсенар, Чорана, Валера Новарина, Паскаля Брюкнера, Амели Нотомб, Филиппа Делерма, романа «Элегантность ёжика» Мюриель Барбери и др.
Наталия Мавлевич. Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
Что я хотела сказать на вечере, посвященном Юрию Дмитриеву, но не сказала - не хватило сорванного голоса да и было уже ни к чему. А мысль о странном новом измерении никак не выветрится из головы... В нашей жизни появилось новое измерение. Новый мрачный аттракцион. Это посещение судов. Разве я раньше знала, где они находятся? А теперь? Теперь это мои реперные точки. Пойду в университет – вспомню, как добиралась до Никулинского суда. В Дом музыки – там за углом Москворецкий. А еще Басманный, Таганский, Хамовнический, Мосгор... И в каждом тоскливые коридоры, тесные залы, а там ложь на судейском месте и истина на скамье подсудимых, иной раз еще и в клетке.
Это совершенно особый опыт. У него две стороны. Первая – постмодерн, невероятное смешение плоскостей в одном пространстве. Вот ты идешь по будничному городу, люди спешат по делам или гуляют, у тебя тоже дела, на посещение суда отведено полдня, а дальше – урок, свидание, семейный ужин, фейсбук… Доходишь до обычного казенного учреждения, и попадаешь в зону абсурда, а после нескольких часов в аду возвращаешься в городскую круговерть и живешь себе дальше. Это, возможно, удивительнее всего, что ты живешь – не скажу, как ни в чем не бывало, но не выпадаешь из заведенного житейского механизма. Ешь, спишь, работаешь, смеешься и знаешь, что сейчас в тюрьме или под домашним арестом с браслетом на ноге сидит униженный, невинный, но заранее приговоренный человек… да не один… их много! А ты живешь…
Вторая сторона – сама эта зона мрачного абсурда. Ты очень скоро привыкаешь ко всем ее атрибутам. Это затягивает, как сериал. Главные роли чаще всего играют женщины. Одни – в элегантной судейской мантии (она всем идет), другие (обычно молоденькие и красивые) в подчеркивающей фигуру синей прокурорской форме и на каблуках. Те и другие, видимо, прошли особую школу декламации и овладели труднодостижимым искусством говорить глухой скороговоркой. Садишься на свое зрительское место и слушаешь, смотришь, но не имеешь права проявить эмоции: ни засмеяться, ни охнуть, ни захлопать в ладоши. Иначе тебя мигом выведут из зала.
И вот на твоих глазах происходит всё это. Ты постоянно слышишь «ваша честь» - но это воплощение чести совершает бесчестные вещи, сознательно, упоенно. Я видела, как судья не пускает врачей скорой помощи к лежащему без сознания подсудимому, как день за днем другая судья, глядя в глаза другому подсудимому, бесстыдно отвергает очевидное: что в день и час вменяемых ему преступлений он был в другом городе, а сами эти преступления, если они имели место, совершал совсем другой человек, я видела, как эта же судья беззаконно отказалась слушать свидетелей защиты; я видела, как здоровенные омоновцы что-то бормочут о причиненном им вреде – царапине, сколотой зубной эмали, ушибленном пальце, и часто отводят глаза от сидящих в аквариуме молодых парней, - даже им стыдно, но только не судье, которая с сознанием того, что выполняет долг, называет черное белым и наоборот.
Я слышала блестящие речи адвокатов. Суд – это состязание сторон – ведь так? Но тут – команда живых против команды зомби. Им нипочем самый меткий удар, самое неотразимое доказательство.
Я наслушалась этого судоговорения, но снова и снова иду его слушать. Это почти все, что я могу сделать. Сидеть там, поддерживая взглядом невиновных, а потом свидетельствовать. Вот так.
Дело Юрия Дмитриева – квинтэссенция кривосудия. В нем все доведено до крайности. Обвиняемый – само благородство, обвинение – сама мерзость, нарочно выбранная, чтобы это благородство запятнать. Суд закрытый, но эхо его разносится по всему свету. Цель этого процесса – опозорив человека, стереть память о том, чему он посвятил свою жизнь, но получается наоборот – именно благодаря этому позорному - но не для Дмитриева – процессу тысячи людей узнают, что происходило в Сандармохе и Красном бору.
Еще немного – и процесс закончится, и мы в который раз повторяем: не может быть, чтобы его осудили, не может быть такого надругательства над истиной! … хотя прекрасно знаем: может. Мы знаем, что это за эксперты и что за судьи. Что такое наш вечер? Стояние вместе на холодном ветру. Сегодня это, может быть, единственный способ устоять.
Отсюда
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
Наталия Мавлевич. Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
Что я хотела сказать на вечере, посвященном Юрию Дмитриеву, но не сказала - не хватило сорванного голоса да и было уже ни к чему. А мысль о странном новом измерении никак не выветрится из головы... В нашей жизни появилось новое измерение. Новый мрачный аттракцион. Это посещение судов. Разве я раньше знала, где они находятся? А теперь? Теперь это мои реперные точки. Пойду в университет – вспомню, как добиралась до Никулинского суда. В Дом музыки – там за углом Москворецкий. А еще Басманный, Таганский, Хамовнический, Мосгор... И в каждом тоскливые коридоры, тесные залы, а там ложь на судейском месте и истина на скамье подсудимых, иной раз еще и в клетке.
Это совершенно особый опыт. У него две стороны. Первая – постмодерн, невероятное смешение плоскостей в одном пространстве. Вот ты идешь по будничному городу, люди спешат по делам или гуляют, у тебя тоже дела, на посещение суда отведено полдня, а дальше – урок, свидание, семейный ужин, фейсбук… Доходишь до обычного казенного учреждения, и попадаешь в зону абсурда, а после нескольких часов в аду возвращаешься в городскую круговерть и живешь себе дальше. Это, возможно, удивительнее всего, что ты живешь – не скажу, как ни в чем не бывало, но не выпадаешь из заведенного житейского механизма. Ешь, спишь, работаешь, смеешься и знаешь, что сейчас в тюрьме или под домашним арестом с браслетом на ноге сидит униженный, невинный, но заранее приговоренный человек… да не один… их много! А ты живешь…
Вторая сторона – сама эта зона мрачного абсурда. Ты очень скоро привыкаешь ко всем ее атрибутам. Это затягивает, как сериал. Главные роли чаще всего играют женщины. Одни – в элегантной судейской мантии (она всем идет), другие (обычно молоденькие и красивые) в подчеркивающей фигуру синей прокурорской форме и на каблуках. Те и другие, видимо, прошли особую школу декламации и овладели труднодостижимым искусством говорить глухой скороговоркой. Садишься на свое зрительское место и слушаешь, смотришь, но не имеешь права проявить эмоции: ни засмеяться, ни охнуть, ни захлопать в ладоши. Иначе тебя мигом выведут из зала.
И вот на твоих глазах происходит всё это. Ты постоянно слышишь «ваша честь» - но это воплощение чести совершает бесчестные вещи, сознательно, упоенно. Я видела, как судья не пускает врачей скорой помощи к лежащему без сознания подсудимому, как день за днем другая судья, глядя в глаза другому подсудимому, бесстыдно отвергает очевидное: что в день и час вменяемых ему преступлений он был в другом городе, а сами эти преступления, если они имели место, совершал совсем другой человек, я видела, как эта же судья беззаконно отказалась слушать свидетелей защиты; я видела, как здоровенные омоновцы что-то бормочут о причиненном им вреде – царапине, сколотой зубной эмали, ушибленном пальце, и часто отводят глаза от сидящих в аквариуме молодых парней, - даже им стыдно, но только не судье, которая с сознанием того, что выполняет долг, называет черное белым и наоборот.
Я слышала блестящие речи адвокатов. Суд – это состязание сторон – ведь так? Но тут – команда живых против команды зомби. Им нипочем самый меткий удар, самое неотразимое доказательство.
Я наслушалась этого судоговорения, но снова и снова иду его слушать. Это почти все, что я могу сделать. Сидеть там, поддерживая взглядом невиновных, а потом свидетельствовать. Вот так.
Дело Юрия Дмитриева – квинтэссенция кривосудия. В нем все доведено до крайности. Обвиняемый – само благородство, обвинение – сама мерзость, нарочно выбранная, чтобы это благородство запятнать. Суд закрытый, но эхо его разносится по всему свету. Цель этого процесса – опозорив человека, стереть память о том, чему он посвятил свою жизнь, но получается наоборот – именно благодаря этому позорному - но не для Дмитриева – процессу тысячи людей узнают, что происходило в Сандармохе и Красном бору.
Еще немного – и процесс закончится, и мы в который раз повторяем: не может быть, чтобы его осудили, не может быть такого надругательства над истиной! … хотя прекрасно знаем: может. Мы знаем, что это за эксперты и что за судьи. Что такое наш вечер? Стояние вместе на холодном ветру. Сегодня это, может быть, единственный способ устоять.
Отсюда
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
Tags:
